Зачем вам это нужно?
Это первый вопрос, который приходит в голову большинству журналистов, сталкивающихся с волонтерами, руководителями благотворительных фондов или жертвователями. Честно говоря, в этом они мало отличаются от всех остальных людей. Ну, не понимают они, почему в то время как большинство сограждан изо всех сил стараются заработать, кто-то готов тратить заработанные нелегким трудом деньги (или время, которое, как известно, тоже деньги) на решение проблем совершенно посторонних людей. Все ежедневно борются за кусок хлеба и место под солнцем, вокруг царит жесткая конкуренция за ресурсы. И что же – сначала выиграть в этой гонке, заработать, а потом – просто отдать?
Если первое слово малыша – обычно «мама», то второе – «дай». Как только ребенок осознает себя в качестве отдельной личности, для него очень важным становится вопрос собственности: где мое и где чужое? Появление у человека личного имущества, частной собственности дало мощный толчок развитию нашей цивилизации. Собственно, историю цивилизации можно рассматривать как историю появления новых вещей, приращения и увеличения объемов собственности. Людям нужно все больше и больше, все разнообразнее и шире их материальные потребности. Чем больше этой самой собственности, тем более уверенным чувствует себя человек. Вернее, должен был бы себя чувствовать. Но почему тогда самые богатые и благополучные страны лидируют по числу депрессий и самоубийств?
Наверно, истоки существующего в нашей стране недоверия к благотворительной сфере в целом и к людям, которые занимаются благотворительностью, связаны именно с этим распространенным убеждением: брать – это нормально, а отдавать просто так – странно и подозрительно. Стереотипы массового сознания тут же услужливо подсказывают: раз человек занимается благотворительностью, значит, совесть его нечиста, хочет таким образом грехи искупить. Или, наоборот, стремится на добром деле заработать – себя или свою фирму продвинуть (создать себе позитивный имидж, стать депутатом, обеспечить лояльность властей – вариантов много). Не могу припомнить ни одного мифа, касающегося благотворительности, да и вообще социальной сферы (например, что детям с тяжелыми формами инвалидности лучше жить в интернатах, на попечении государства; и вообще инвалид с детства – иждивенец, который не может принести никакой пользы обществу; а ребенок из детского дома – «генетически неполноценный» и никогда не будет жить нормальной жизнью и т.д.), который бы отражал позитивные тенденции. Все они – со знаком «минус». Такое ощущение, что их авторы – неисправимые пессимисты, видящие во всем только плохое. Однако освободиться от бытующих представлений и понять истинное положение дел можно – нужно только захотеть в этом разобраться. А предрассудков в этой теме накопилось столько, что, собственно, любой стоящий журналистский материал – это и есть разоблачение одного или нескольких таких мифов.
Журналист – профессия творческая. Так говорят. Чем меньше у журналиста опыта работы в СМИ, тем более он в этом убежден. И наоборот. Потому что право на творческое самовыражение люди зарабатывают годами, если не десятилетиями. Согласитесь, в российской журналистике не так много тех, кто может свободно выражать свое мнение, и это мнение интересно аудитории. Свобода самовыражения для большинства журналистов сводится к тому, какие формулировки и порядок слов использовать в материале. Задание четко сформулировано руководством, приоритеты и целевая аудитория определены, формат программы или издания известны, то, о чем не следует говорить, – тоже (хотя относительно запретных тем и нежелательных акцентов никаких письменных указаний не существует – просто об этом все знают). Так что большинство журналистов – люди зависимые. Независимый журналист – птица редкая. Вроде страуса. Или того самого ковбоя Джо из анекдота, за которым никто не гонится. Почему? Да кому он нужен! Чтобы быть востребованным, надо играть по правилам. Вспомните еще заказные материалы, выборы… А вы говорите – творчество!
Чем тогда журналист отличается от обычного клерка? Тем, что не должен сидеть целые дни в офисе, и отчасти может сам планировать свое время? Первое головокружение – от своей фамилии под статьей в газете, от своего голоса в эфире, упоение от своей «особости» и профессиональной принадлежности: «мы телевизионщики», «мы тут должны репортаж записать», «мне надо интервью взять» – все это довольно быстро проходит. И через некоторое время – рано или поздно – в голову начинает вползать вопрос: зачем я это делаю? Для чего рассказываю – положим, о хорошей работе местных властей (а попробуй рассказать о плохой, если газета издается на их деньги)? Все больше накапливается компромиссов между тем, что ты должен говорить, и тем, что ты на самом деле хочешь сказать. Словом, кризис цели.
Я знаю один выход из ситуации. Знаю, как сделать работу журналиста по-настоящему творческой. Знаю тему, которая сделает вас свободным от всяких сомнений в нужности и важности своего занятия. Это – благотворительность и – шире – социальная журналистика. Знаю это по себе. У меня все началось с задания редактора написать материал об окружной организации инвалидов (я тогда работала в газете). Другие корреспонденты рвения не проявили. Один ясно сказал, что в присутствии инвалидов чувствует себя неловко (было известно, что председатель организации – инвалид на коляске). Я ничего такого не чувствовала, и потому пошла. Встречу с Сергеем Алексеевичем Лупиловым я не забуду. Когда я через три часа вышла на улицу, меня даже покачивало – от эмоций, от обилия новой для меня информации. Главное чувство: почему же об этом никто не знает? Ведь инвалидами являются примерно 10% населения, но об их интересах, потребностях, желаниях «большое общество» не знает – потому что журналисты об этом практически не рассказывают. Как трудно инвалидам пробиваться в жизни, как трудно получить нормальное образование, найти хорошую работу. Как трудно им жить каждый день – с самого момента пробуждения, ведь коляска не проходит в дверь туалета и ванной. Как трудно найти подходящую для колясочника одежду и как она быстро изнашивается. Как трудно, а чаще всего невозможно зайти в магазин, аптеку, посетить парикмахерскую, почту, сесть на автобус или в метро – словом, совершить тысячи ежедневных действий, над которыми обычный человек даже не задумывается. На улице сплошь и рядом высокие бордюры. А некоторые сердобольные граждане еще норовят мелочь сунуть: «На тебе, милок, на хлебушек»… Итогом нашей беседы стал переворот моего сознания и большая полосная статья, которая называлась «С нашей коровой хуже было – выжила». Было такое присловье у Сергея Алексеевича (светлая ему память!), которое описывало его жизнь, и, конечно, отражало его чувство юмора. Так состоялось мое крещение в «социальной журналистике». И с этого момента «социалка» стала для меня главной темой.
Еще один аргумент в пользу этой тематики лежит вне профессиональной сферы. Скорее это связано с психологией и ценностными установками. Конечно, работа в этой теме требует определенных человеческих качеств. Потому что вам придется посещать интернаты для инвалидов, дома ребенка, хосписы, онкологические отделения больниц, разговаривать с врачами, с родителями тяжело больных детей, с инвалидами, у которых могут быть проблемы с речью, находить общий язык с неслышащими, пытаться «разговорить» сирот, налаживать контакты с бездомными и беспризорниками. Это по-человечески тяжело, поэтому социальная журналистика – для людей зрелых. Дело тут даже не в возрасте. Просто человек из благополучной семьи может ни разу в своей жизни не встретиться с инвалидом, сиротой, смертельно больным ребенком, стариком из дома престарелых. И такая встреча для некоторых может стать потрясением. Например, как-то я записывала интервью со студентками, которые сами организовали и провели благотворительную акцию для детей из детского дома. Это была первая в их жизни встреча с сиротами. Акция прошла успешно, и я-то думала, что девочки с энтузиазмом начнут рассказывать, что они теперь будут постоянно приезжать в этот детский дом, навещать знакомых уже ребят. Оказалось – все наоборот. Они были в смятении: поняли, что не готовы к такому общению, что это большая ответственность, к тому же они все равно не смогут решить главную проблему этих детей – отсутствие семьи.
Да, это стезя не для всех. Но если ты ее выбрал, она может стать неиссякаемым источником личного оптимизма. Даже совестно как-то в этом признаваться… Когда выходишь из онкоцентра, где дети лежат под капельницей и борются за жизнь, а их матери – ухаживают за ними, моют стены в стерильных боксах, и при этом лица у них такие, как будто они все время молятся, собственное мироощущение кардинально меняется. Или когда, усталый и замученный, прибегаешь на интервью, а тебя поят чаем, расспрашивают, даже анекдоты рассказывают. А интервьюируемый между тем – инвалид первой группы с детства, на коляске передвигается, и проблем со здоровьем множество. И он – остроумный, деятельный, обаятельный, с массой планов и идей – тебе сочувствует и расшевелить тебя пытается. Тут глаза и открываются: Господи, что я-то расстраиваюсь? Мне-то за что Бога гневить? Иди и радуйся, как у тебя все хорошо в жизни сложилось.
Что в этом интересного?
На первый взгляд кажется, что ничего особенного ни в социальной, ни в благотворительной теме нет. И никаких специальных знаний для журналиста, взявшегося за нее, не требуется – это же не международные отношения, не экономика и не искусство. Большое заблуждение! На самом деле тема эта сложная и поистине неисчерпаемая.
Чтобы иметь право высказывать свое мнение, предлагать свои способы решения социальной проблемы, надо для начала в ней разобраться. Иначе, продемонстрировав полное непонимание сути проблемы, можно попасть впросак и потерять доверие и собеседника, и аудитории – подобно одному ведущему, неискушенному в социальной сфере, который в прямом эфире задавал вопросы представителю организации инвалидов. Ближе к концу эфира герой сказал, как сложно людям с инвалидностью получить образование, а еще труднее – найти работу по специальности, поэтому, случается, что молодые специалисты с инвалидностью годами ищут место. И ведущий наивно спросил – а на что же они тогда живут? Очевидно, что он, как говорится, был «не в курсе», что инвалиды получают пособие, размер которого зависит от степени потери нетрудоспособности. Получилось неловко. Все равно что после подробной лекции о функциях жабр спросить: но почему же рыбы не могут дышать воздухом?
Половина успеха разговора в студии или интервью – точные и умные вопросы журналиста. Вопросы, помогающие раскрыть суть проблемы и позволяющие человеку раскрыться как личности. А задать хороший, небанальный вопрос – своему гостю, или же на пресс-конференции – большое искусство. Для этого журналисту нужна высокая квалификация: необходимо знать основные узлы заявленной темы, проблемное поле, мнения чиновников и экспертов – касается ли это лекарственного обеспечения льготников, законодательства в отношении приемных родителей, квот на бесплатные операции или выделения жилья для выпускников сиротских учреждений. Кстати, эти вопросы являются ключевыми и при поиске благотворительных средств. Первое, что должен выяснить журналист, прежде чем обращаться к людям с призывом собирать деньги на лечение, операцию, протез, коляску или лекарства: действительно ли в данном случае на эти цели невозможно получить поддержку государства.
Разнообразных поворотов темы множество. Ведь в благотворительном секторе все время происходят изменения: меняется законодательство, появляются новые понятия и игроки на этом поле, создаются новые фонды и программы, развиваются новые механизмы сбора средств и социальные технологии. Приведу лишь некоторые вопросы, касающиеся различных аспектов темы, которые способны обеспечить интерес и живой отклик аудитории:
Как сделать первый шаг в филантропии?
Дети-сироты – объекты или субъекты благотворительности?
Если человек дает милостыню, значит ли это, что он – благотворитель?
Как привлечь средства на помощь старикам, инвалидам, наркозависимым, заключенным, бездомным, словом, тем, кому помогать не слишком приятно?
Благотворительность: правила поведения в приличном обществе или мера собственной безопасности?
Как помогать нуждающимся: красиво или эффективно?
Для чего мы помогаем: для себя, или ради того, чтобы помочь?
У современной благотворительности – «женское лицо»?
Что получаешь, отдавая?
Существует ли «возраст милосердия»?
Как избежать иждивенчества благополучателей?
Нужно ли учить милосердию и кто должен это делать?
По мере работы в теме начинаешь потихоньку в ней разбираться. И наступает момент, когда кажется: все видел, все знаю, все понимаю. Вот только почему-то материалы становятся все суше и скучнее, и повторяться начинаешь, и клише появляются – про милосердие, неравнодушных людей и прочие банальности, и морализаторский тон пробивается («как вы можете оставаться в стороне!» и т.п.), и начинаешь стыдить аудиторию, ровно детей малых, неразумных. Да и фонды все вроде бы на одно лицо, и занимаются одним и тем же – деньги собирают для тех, кто нуждается… Стоп! Здесь пора остановиться. Это не тема «закончилась» – похоже, это ты свои профессиональные возможности исчерпал, и пора брать новую высоту. Действительно, эта тема – вызов профессионализму журналиста, проверка его на профпригодность. Но именно это и здорово!
Материал о благотворительных фондах и акциях невозможен без рассказа о социальной проблеме, которую решает фонд, и о тех людях, для кого собирают средства в ходе акции. А кто эти люди? Умирающие в хосписе, сироты в интернате, онкобольные дети, которым требуется пересадка костного мозга, люди с синдромом Дауна, многодетные и приемные семьи и т.д. В СМИ принято считать, что все это – темы нерейтинговые, непопулярные. Трудно представить себе издание или программу, создатели которой сознательно стремились бы к увеличению уровня агрессии в обществе, разрушению общечеловеческих ценностей, искажению картины мира, а свою целевую аудиторию определяли бы как людей необразованных, с низким уровнем интеллекта. Однако многие журналистские материалы наводят на мысль, что редакционная политика формулируется именно так. Отсюда же – убеждение в том, что аудиторию ежеминутно надо развлекать, а про чужие проблемы смотреть, слушать и читать людям неинтересно. Своих хватает. А про боль, страх, отчаяние, страдание, смерть – вообще не надо.
Я убеждена: самое интересное в журналистике – это человек и то, как он приходит к осознанию своего места в мире. Самые интересные и волнующие книги написаны именно об этом. А в благотворительной сфере что ни человек – то уникум, личность – яркая, история – необыкновенная. Хоть повесть пиши, хоть роман.
Знаете, как в России была проведена первая пересадка костного мозга? Стоимость поиска неродственного донора в европейском банке – 15 тыс. евро. Для мамы мальчика, у которого был лейкоз, деньги невозможные, запредельные. Состояние мальчика ухудшалось, сроки, назначенные врачами, выходили. И когда надежды на благополучный исход практически не оставалось, к маме в больницу пришла незнакомая женщина и принесла требуемую сумму. Оказалось, что ее девочке с тем же диагнозом собранные деньги не понадобились – помощь не успела, она умерла. И женщина решила спасти другого ребенка. Произошло чудо? Да, наверно. Мальчик жив-здоров, пошел в школу и давно забыл, что когда-то болел.
А бывает, что чудо приводит человека к благотворительности. Самарский бизнесмен Виктор Пылявский жил вполне благополучно. К врачу он шел, чтобы немного подлечиться, а вышел с диагнозом «рак желудка» и необходимостью срочно делать операцию. Вместо этого он взял Библию, спальный мешок, попрощался с женой и дочерью и ушел в приволжские леса. Решил, что если уж суждено ему победить болезнь, то только так. Пропадал он больше 40 дней, и все это время ничего не ел, а пил только воду из ручейка. Но когда добрался до дома, то от болезни не осталось и следа. Врачи только руками разводили – чудо! Но чудо преображения тела было лишь отражением свершившегося чуда преображения его души. Он начал заниматься тем, о чем всегда мечтал – летать на параплане. Так, с крыльями за спиной и с фотокамерой в руках, он облетел заброшенные сельские храмы и монастыри Самарской области. В итоге появилась фотовыставка «Самара. Взгляд из-под облаков», которая стала для города сенсацией.
Эту историю мне рассказал сам Виктор на следующей выставке своих фоторабот. Правда, она была уже не такой благостной и умиротворяющей. Ведь это были фотопортреты детей из детского дома. Детей разных – и помладше, и почти взрослых, грустных и улыбающихся, со сбитыми коленками, поцарапанными руками, болячками, намазанными зеленкой. Рядом с фотографией висел короткий текст, рассказывающий об этом ребенке и о том, как он оказался в детском доме. Эти тексты, а главное – глаза этих детей переворачивали душу. Через какое-то время глаза на детских портретах кто-то выколол. Виктор не стал заменять их новыми. Он просто написал и повесил рядом еще один текст – о больной совести, которая не позволяет людям смотреть в глаза детдомовцев.
Сам Виктор Пылявский, раз попав в детский дом, не смог оттуда уйти, и с тех пор помогает детям, берет их к себе на выходные и каникулы, привлекает к этому других людей, которых становится все больше.
Еще ситуация. Представители организации инвалидов – сами колясочники – приехали к состоятельному бизнесмену с просьбой о помощи. Их встретил не просто отказ, к чему они, в общем, были готовы, а прием просто оскорбительный. Хозяин кабинета при них выговаривал секретарю и охране за то, что к нему пропустили «этих калек». Ну, они люди психологически устойчивые, пережили и это. А через некоторое время останавливается около их организации шикарная машина, крепкие ребята выносят на руках человека, сажают на коляску и везут к ним. Оказалось – тот самый бизнесмен. Немая сцена. Что же произошло? Вскоре после их визита он попал в аварию, еле выкарабкался, и теперь тоже инвалид-спинальник. Приехал прощения просить и узнать, чем он им может помочь. Вот так.
Как приходят люди к вере? Почему-то эта тема затрагивает каждого. Но не менее интересно, как приходят люди к благотворительности, как и почему начинают помогать детям, сдавать кровь, ездить к сиротам. Интересно – даже не совсем верное слово. Это по-человечески очень важно.
Кто этим занимается?
Прежде всего благотворительность делится на организованную и «стихийную». Обычно те, кто занимаются последней, не определяют свои действия как благотворительность. Люди приносят продукты многодетной семье, живущей неподалеку; покупают лекарства пожилой соседке; помогают инвалиду расчищать гараж от снега. Да разве это благотворительность? Люди просто помогают друг другу! – так скажут многие. В общем-то, они правы. И неправы. Потому что все описанные случаи, вызванные нормальным человеческим стремлением поддержать ближнего, можно назвать адресной волонтерской помощью, и это хотя бы раз в жизни делал каждый. Минус такой неорганизованной помощи – нерегулярность, отсутствие системы и четких обязательств. И это понятно. Сегодня вы можете проводить бабушку-соседку в поликлинику на прием к врачу, а завтра, когда ей надо идти сдавать анализы, у вас на это времени нет.
Это же относится к пожертвованиям, которые делают частные лица, принимая участие в благотворительных акциях, аукционах, балах и концертах, принося детские вещи в фонд, перечисляя средства на операцию больному ребенку, отправляя sms на специальный номер и даже подавая милостыню или подкармливая бездомных собак. Человек, в зависимости от своего желания и бюджета, может делать это регулярно, а может – от случая случаю, или вообще один раз – под влиянием настроения.
Иногда «неорганизованные» благотворители находят адресатов помощи не в своем ближнем кругу, а в детских приютах, интернатах, домах престарелых, больницах. Но надо понимать, что человека с улицы ни в больницу, ни в интернат, ни тем более в детский дом сразу не пустят, и правильно сделают. У руководства и сотрудников возникнут вполне резонные вопросы относительно его целей, задач, возможностей, видов помощи, которые он может оказать, ее регулярности. Если удалось достичь договоренности с администрацией и определить первоочередные нужды, человек должен будет найти средства, купить то, что учреждению необходимо, доставить.
Не правда ли, слишком большой объем задач для одного человека, у которого и без этого множество других обязанностей – работа, семья, ближний круг. Если порыв помочь не прошел, как правило, на этом этапе к делу подключаются единомышленники. И пусть их объединение пока носит неформальный характер, не имеет статуса и юридического лица, все равно такая волонтерская группа представляют собой уже «зародыш» благотворительного фонда. Такие группы после проведения акции могут распадаться, однако нередко на их основе впоследствии создаются некоммерческие или благотворительные организации. Так из волонтерской группы, помогающей детям-отказникам в больницах, «вырос» фонд «Волонтеры – в помощь детям-сиротам», который не только регулярно проводит акции по сбору средств, организует и координирует работу многочисленных волонтеров во многих регионах страны, но и выступает с законодательными инициативами. И то, что сегодня в больницах выделяются хоть какие-то средства на содержание и воспитание отказников, и то, что отвечающие за них лица стараются быстрее передавать их в детские учреждения или приемные семьи, – именно их заслуга.
Собственно, все вышесказанное объясняет, почему возникает необходимость в такой структуре как благотворительный фонд. У тех, кто в принципе готов помочь многодетным семьям, детям-отказникам или ветеранам, как правило, нет времени и других ресурсов, чтобы самим проделать весь описанный путь – от договоренности с руководством учреждения до реализации долгосрочных программ и закупки всего необходимого. Благотворительные фонды берут на себя все организационные функции и становятся посредником между тем, кто нуждается в помощи, и теми, кто хочет помочь. Если фонд привлекает средства на операции больным детям, то его ответственность перед жертвователями состоит в том, чтобы тщательно проверить всю медицинскую документацию, подтверждающую состояние ребенка, диагноз, показания к операции. Для этого сотрудникам фонда приходится разговаривать и с родителями ребенка, и с лечащим врачом, и с клиникой, где предполагается ее сделать. Если фонд реализует образовательные проекты в детском доме, то он берет на себя работу по составлению программы, которая затем «состыковывается» с программами детского учреждения, привлекает педагогов-предметников и волонтеров, готовых заниматься с детьми рисованием, прикладным творчеством, спортом, кулинарией, составляет расписание занятий, приобретает материалы для спорта, творчества и т.д., и т.п.
Так благотворительность из порыва души превращается в работу, за которую люди получают зарплату и которой отдают не только рабочее, но и зачастую все свободное время. Не скажу, что работа эта обычная – ведь в благотворительных фондах практически не встретишь человека, не разделяющего общих для всех ценностей, трудящегося только за зарплату, без сердечного участия. Тем не менее в фонде должны быть сотрудники – хотя бы один координатор и, конечно, бухгалтер – к отчетности в этом секторе и общественность, и налоговые органы проявляют повышенное внимание. У фонда должен быть сайт и телефон, а также офис для работы, а если он собирает и распределяет вещевую помощь, то еще и склад. Все эти административные расходы требуют денег. Нередко эту статью бюджета оплачивают учредители, или же на это уходит часть привлеченных средств. По закону благотворительная организация имеет право тратить на административные расходы до 20% своего бюджета, однако на практике фонды стараются минимизировать эти расходы и тратят гораздо меньше – 10%, а то и 3-5%.
В современном мире время в самом большом дефиците. Городскому жителю отчаянно не хватает времени, и центральная проблема для него – стремление удовлетворить свои потребности минимальными средствами. Именно поэтому фонды придумывают разные способы, чтобы упростить процесс пожертвования (с помощью sms, уже заполненных квитанций в банках, банковских карт, определенный процент с которых идет в фонд, компьютерных программ, позволяющих часть зарплаты перечислить нуждающимся, не покидая рабочего места, через банковские терминалы, электронные кошельки и т.д.). Но самое главное для человека, решившего помочь через фонд, – чтобы его деньги пошли именно на то, на что он хочет, а «не рассосались» по дороге. Для этого существуют целевые пожертвования, когда в платежной квитанции жертвователь обозначает, на что конкретно должны быть потрачены средства. Для этого же фонд регулярно отчитывается перед своими жертвователями о том, как были использованы деньги, публикует на сайте отчеты о результатах акций и своей работы за определенный период, то есть старается обеспечить максимальную прозрачность своей деятельности.
Учредителем благотворительного фонда может быть человек состоятельный, который выделяет собственные средства и на административные расходы, и на программы. Такие частные фонды (например, фонд Дмитрия Зимина «Династия», фонд Владимира Потанина) могут работать, не привлекая дополнительно средства граждан и бизнеса. Но большинство фондов учреждены теми самыми «неорганизованными» волонтерами, то есть людьми, не имеющими лишних денег, но социально активными, неравнодушными, желающими решить какую-то проблему. Такие фонды называются фандрайзинговыми, то есть они не имеют собственных средств, и вся их деятельность строится на благотворительных пожертвованиях и помощи волонтеров. В основном фандрайзинговые фонды работают в социальной сфере, привлекая средства на помощь тяжело больным детям, сиротам, инвалидам, старикам.
Существуют еще благотворительные фонды, созданные при участии и на средства коммерческих компаний. Направления работы и бюджеты этих фондов утверждаются руководством компаний. Деятельность корпоративных фондов призвана не только улучшать социальную обстановку в регионах присутствия, но и создавать имидж социально ответственной компании, работать на укрепление ее бренда. Иногда фирмы и компании не образуют благотворительный фонд, а сами реализуют социальные и благотворительные проекты и программы, или же передают их в управление благотворительной или некоммерческой организации (так, CAF-Россия является администратором многих корпоративных программ, в частности, конкурса «Росбанка» «Новый день»).
На российском благотворительном поле работают также международные и зарубежные фонды, как правило, имеющие грантовые программы и регулярно проводящие конкурсы социально значимых проектов среди некоммерческих и благотворительных организаций. Такие фонды называют донорскими.
Недавно в России появился еще один крупный донор – Фонд помощи детям, находящимся в тяжелой жизненной ситуации. Его уникальность в том, что он создан на средства, выделенные из госбюжета, и кроме конкурсной поддержки некоммерческих организаций поддерживает масштабные региональные программы, направленные на комплексное решение проблем детей из неблагополучных семей, сирот, детей-инвалидов, детей, нарушивших закон.
Особое место в современной российской благотворительности занимают религиозные фонды и организации. Как ни странно, социально-благотворительная деятельность Русской православной церкви выглядит довольно скромно не только на фоне благотворительности «светской», но и по сравнению с помощью, оказываемой на территории России представителями других христианских конфессий. Конечно, здесь нельзя не отметить активную деятельность Комиссии по церковной социальной деятельности Епархиального совета г. Москвы во главе с протоиереем о. Аркадием Шатовым, которая занимается подготовкой сестер милосердия, организует работу волонтеров в приютах и больницах, переписку с людьми из мест заключения, помощь семьям с больными детьми, бездомным, старикам.
Однако чаще люди встречаются не с благотворительностью РПЦ, а с деятельностью в этом направлении конкретных священников. При многих московских храмах регулярно организуют горячее питание для бездомных и малоимущих, оказывают вещевую помощь, некоторые приходы содержат небольшие дома призрения для одиноких больных стариков, приюты, кое-где есть волонтерские группы, которые осуществляют патронаж пожилых людей на дому, помогают сиротам и отказникам в больницах. Однако помощь эта оказывается большей частью по конфессиональному признаку. То есть у бездомного, пришедшего к храму поесть, может, и не спросят о его вероисповедании, но уж на патронаж не православного старика точно не определят.
Таких же принципов – помогать только своим по крови и по вере – придерживаются и мусульманские, и еврейские организации, работающие на территории России. Истинную широту взглядов в этом вопросе проявляют католические благотворительные организации, для которых иное вероисповедание нуждающегося не является препятствием для оказания ему помощи. Деятельность католической организации «Каритас» в тяжелые годы кризиса помогла спасти от голода и холода множество людей, оказавшихся на улице.
Конфессиональной принадлежностью нуждающихся и волонтеров не интересовались в широко известной Группе милосердия им. о. Александра Меня (его дело продолжил недавно ушедший священник Георгий Чистяков). Вместе с ними пришли и первые российские благотворители, которые стали помогать маленьким пациентам Российской детской клинической больницы. Неважно это и для о. Аркадия Шатова, который в недавнем телеэфире еще раз это подтвердил, пригласив в храм при больнице Святителя Алексия всех, кто хочет стать волонтером – неважно, в платочках или без платочков на голове, в брюках или юбках, с макияжем или без.
Благотворительный фонд, хоть и является организационной структурой, как правило, держится на личности. Этот человек – главный его мотор, генератор идей, лицо фонда, тот, кому люди доверяют свои деньги. Ведь в благотворительной деятельности, как нигде, важен человеческий фактор. Люди помогают не абстрактной организации – они помогают конкретному человеку. Человеку, которому не все равно, которому верят, который болеет душой за свое дело и будет помогать своим подопечным, независимо от экономической ситуации и личных обстоятельств. А таких людей в российской благотворительности немало.
Почему они это делают?
Часть мифов массового сознания, мешающих развитию благотворительности, связаны именно с мотивацией. Вот как люди, не имеющие отношения к филантропии, обычно объясняют эти мотивы: «если человек помогает, значит, совесть совсем замучила», «грехи свои прошлые хочет искупить», «наворовал в свое время, а теперь решил поделиться». Построение фраз, а главное, тон, которым их произносят, не оставляют сомнений в том, что этот мотив – неблаговидный и достоин порицания.
А почему, собственно? Почему, когда человек в церкви просит прощения за свои грехи, ставит свечки, молится и исповедуется, такой обряд очищения считается нормальным, а если с той же целью делает что-то хорошее своему ближнему, это осуждается? Нелогично. Ведь в результате он и душу очистил, и человеку помог, а значит, преумножил количество добра в мире. Что в этом плохого?
Часто вопрос о мотивации тесно связан с вопросом об источнике благотворительных средств. Можно ли благотворительному фонду брать деньги, уведенные от налогов, полученные от продажи алкоголя или оружия, от игорного бизнеса? Эта проблема решается очень просто, на уровне институциональном. Если речь идет о благотворительном взносе коммерческой структуры, фонд вправе сам решать, исходя из своих целей, устава и просто здравого смысла, у кого стоит брать деньги, а у кого – нет. При этом предполагается, что живем мы все-таки в правовом государстве, где налоговые органы следят за своевременной уплатой налогов, а силовые структуры не допускают легальной деятельности наркодилеров, содержателей притонов и борделей. Хотя до революции в России эту этическую проблему разрешали очень изящно: часть доходов от игорных домов и продажи игральных карт шла на содержание сиротских приютов. Видимо, они руководствовались таким соображением: если все равно этот бизнес, эксплуатирующий человеческие страсти и пороки, существует, то пусть хотя бы приносит общественную пользу. А, например, детский фонд ООН ЮНИСЕФ, который во всем мире защищает права детей, не принимает средства от компаний, которые производят алкоголь, табак и другие товары, которые могут нанести вред детям, а также у тех, которые используют детский труд и нарушают права детей.
Другое дело – пожертвования частных лиц. Благотворительный фонд – не милиция, не налоговая служба и не духовный пастырь, и не его дело – разбираться в источниках личных средств, а тем более в мотивах принесшего их человека. В конце концов, важна не причина, которая заставила его отдать эти деньги, а результат, то есть та помощь, которая благодаря им будет оказана. Потому что матери тяжело больного ребенка совершенно неважно, откуда эти деньги. Для нее главное – спасти свое дитя!
К благотворительности каждый приходит своей дорогой. Кто-то – через собственную беду и несчастье, которые заставляют его «почувствовать на своей шкуре» чужое горе. Кто-то просто считает, что обеспечен всем необходимым и может поделиться с теми, кому хуже живется. Сотрудники благотворительного фонда не могут и не должны лезть в душу каждому жертвователю (да это и невозможно, ведь часть пожертвований перечисляется через банк). А бывает, что человек и сам пока толком не разобрался, зачем ему это нужно, или может сказать вам одно, а на душе у него – совсем другое… Главное, что он помог кому-то выжить или сделать судьбу. А во имя чего он это делает – сугубо личное, даже интимное дело.
Есть среди мотивов благотворительности и социальные. Ведь филантропию можно рассматривать как некий предохранительный клапан, не позволяющий допустить социальный взрыв, как механизм добровольного, ненасильственного перераспределения средств. Когда человек бедный, глядя на богатство других, считает, что имеет на него право, – это приводит к насилию. Когда человек богатый считает своим долгом отдать часть нажитого людям неимущим – это, по сути, бескровная революция.
Многие состоятельные люди на вопрос о причине, которая привела к благотворительности, отвечали примерно так: «Я люблю свой город и свою страну. И хочу, чтобы и я, и мои дети жили здесь. Но в нашем городе остро стоит проблема подростковой преступности, и я одно время боялся выпускать детей одних гулять. Поэтому я стал помогать фонду, который занимается профилактикой алкоголизма и наркомании среди подростков и организует молодежные клубы по интересам». То есть в данном случае благотворительность – это еще и мера социальной безопасности, и способ гражданского участия в решении актуальных проблем.
Мир стал очень тесным, очень маленьким. Воздушное сообщение, мобильная связь, Интернет – все это сокращает расстояния между континентами, странами и людьми. Когда один человек говорит: «Мне хорошо», то сразу возникает вопрос: за счет кого?
И если сегодня я помогаю тем, кто попал в беду, то завтра, если мне нужна будет помощь, возможно, кто-то поможет мне и моим близким. Ведь механизм филантропии запущен, он работает, и я принимаю в этом посильное участие.
Очень интересно задавать разным людям вопрос о трех заветных желаниях, как это делали сказочные золотая рыбка, щука и волшебная фея. Практически все начинают отвечать одинаково: «чтобы я…», «чтобы мне…», «чтобы у меня…». В целом ответы большинства сводятся к тому, чтобы самому стать здоровым, богатым и счастливым. Наверное, ключевое слово здесь – «счастливым», потому что известно, сколько богатых и молодых бегают по психоаналитикам, маются бессонницей, меняют партнеров, мечутся по миру в поисках новых впечатлений и горстями глотают антидепрессанты. Но стать счастливым возможно без всякого волшебства. Когда человеку кажется, что ситуация ужасная, выхода нет и хуже быть не может, очень полезно бывает переместить акцент с себя, любимого, на то, что происходит вокруг. И тогда окажется, что всегда есть кто-то, кому намного хуже, кто нуждается в твоей помощи.
Художественно-реабилитационный центр «Дети Марии» работает с детьми-сиротами из коррекционных интернатов – одной из самых тяжелых категорий детей, нуждающихся в помощи. Но что они делают? Руководитель центра художник Мария Елисеева, ее сотрудники и помощники ездят с этими детьми в волонтерские поездки – в дома ребенка, в интернаты для детей с тяжелыми формами инвалидности, в онкологические больницы. Они учат ребят помогать тем, кому еще хуже. Результаты – потрясающие. Меняется сознание детей, действительно обделенных жизнью: они перестают ощущать себя несчастными иждивенцами, которым все должны, и начинают понимать, что от них тоже что-то зависит, что они – не самые последние люди в этом мире, раз так нужны слепым ребятишкам, раз их так ждут в онкоцентре.
Благотворительность позволяет человеку почувствовать себя добрым волшебником и научиться делать маленькие чудеса. Именно так ощущают себя люди, которые помогают фонду «Детские сердца». Этот фонд собирает средства на кардиологические операции для детей. За пять лет работы фонд спас более 500 детей. И сделали они это за счет пожертвований самых разных людей. Каждый из жертвователей, не будучи врачом, спасателем или пожарным, спас детскую жизнь, и именно благодаря ему вялый бледно-голубой ребенок, который не мог без одышки пройти 100 метров, теперь здоров, весел и занимается спортом. Это ли не чудо?
Еще благотворительная и волонтерская деятельность – великолепный способ приобрести друзей и единомышленников. Не раз от волонтеров и представителей фондов я слышала: «Конечно, прекрасно делать добрые дела и помогать людям. Но вдвойне здорово этим заниматься в такой хорошей компании!». Действительно, к хорошему делу притягиваются хорошие люди, поэтому их концентрация в благотворительном секторе очень высокая. Я не раз замечала: люди тянутся к тем, кто увлечен своим делом. А здесь устремленность к цели и энергия у людей такова (а в благотворительности иначе нельзя), что невольно вовлекаешься в круг их забот и проблем. Да и разум подсказывает: если уж ТАКОЙ человек занимается этим, наверно, это что-то стоящее, и мне тоже надо попробовать. К тому же волонтерство дает каждому шанс реализовать свои таланты и способности, не востребованные в обычной жизни. Работаешь в банке, а всегда мечтал стать художником – пожалуйста, пробуй свои силы, занимайся изобразительным искусством с детьми-сиротами! Умеешь и любишь готовить, плести изделия из бисера, играть на музыкальных инструментах, танцевать, петь, делать аппликации из соломки, играть в футбол или хоккей – отлично! Любые умения и способности здесь пригодятся.
Часто мы в унынии от происходящего в стране и в мире говорим, разводя руками: «А что я могу? От меня ведь ничего не зависит». Филантропия помогает человеку почувствовать себя человеком, а не винтиком, ощутить свою значимость, важность, незаменимость. Вспомните, например, деятельность экологических организаций и фондов, усилиями которых были посажены сотни гектаров леса, спасены десятки редких видов животных и растений, из заповедников выведены вредные производства. По-моему, лучшая память, которую может о себе оставить человек – посаженные на его деньги гектары сибирского кедра. Кедровый бор намного лучше бронзового памятника! Кстати, этот вопрос: «Что останется после меня?» – также часто приводит людей к помощи другим. Об этом был старый советский фильм, в котором герой по фамилии Зайчик случайно услышал, что жить ему осталось всего месяц. Потрясенный известием, он представил свои похороны и речи, которые говорили бы на его могиле сослуживцы и соседи. Управдом со слезой бы произнес: «Он всегда вовремя платил за квартиру». Зайчик задумался: неужели это все, что можно сказать обо мне и моей жизни? И начал делать добрые дела и помогать людям, преодолевая свою природную робость и нерешительность – на пороге смерти человек мало чего боится. За этот месяц он приобрел множество друзей и сделал много хорошего, а потом оказалось, что услышанный врачебный приговор – просто ошибка и недоразумение. Так что закончилось все «хэппи-эндом».
Благотворительная деятельность позитивно сказывается на психологическом здоровье человека, способствует гармонизации его жизни. Восточные учения говорят: чтобы в дом пришло богатство, не надо быть «скупым рыцарем», сидящим на сундуке с деньгами. Деньги обязательно нужно пускать в оборот, и еще – часть отдавать тем, кто нуждается. Такой круговорот денег в вашем личном кармане – залог стабильной прибыли. Не знаю, правильно ли это мое вольное толкование «благотворительного фэн-шуя», но многие предприниматели говорили, что этот тезис: не отдашь на доброе дело – не получишь еще больше, подтверждается и практикой бизнеса. Правило церковной десятины говорит о том же самом.
Если уж зашла речь о гармонии, то сотрудники благотворительных фондов должны быть самыми гармоничными людьми на земле. Ведь благотворительная деятельность, с одной стороны, немыслима без эмоционального вовлечения, без душевного участия, с другой – требует рационального подхода, четкой постановки целей и задач, планирования, отчетности, отслеживания результатов. То есть в этой работе участвуют в равной степени оба полушария головного мозга – рациональное левое и ассоциативное правое.
Достойным порицания считается, когда человек занимается благотворительностью «ради своего пиара», «делает на добрых делах себе рекламу», «проводит акции, чтобы только попасть в СМИ», «пытается таким образом приблизиться к власти». Надо признаться, что такое бывает. Стоит только вспомнить предвыборные акции, когда кандидаты в депутаты разного уровня, завоевывая электорат, соперничают, кто больше детских домов «одарит» и кто первый ветеранам продуктовые наборы выделит. Ясно, что это не имеет ничего общего с истинной благотворительностью – действием бескорыстным, не предполагающим «отдаривания» в какой-либо форме или получения собственной выгоды (кроме морального удовлетворения, конечно). Тем более чаще всего эти деятели тратят на это не свои собственные, а какие-то другие средства.
Но, мне кажется, в иных случаях не стоит спешить с осуждением того, кто пусть даже из соображений собственной выгоды (или «потому что это модно», «чтобы не отстать от людей своего круга») приехал в детский дом с банальными подарками. Во-первых, надо сказать ему «спасибо» за то, что потратил свои деньги не на еще один автомобиль, а на подарки детям, и что приехал сюда, а не в фитнесс-клуб. Ведь сотням других людей его уровня доходов это пока в голову не пришло. А потом знаете, как бывает – человек предполагает, а Бог располагает… В детском доме дарителя и благодетеля ждет торжественный прием, то есть, как минимум, концерт воспитанников. И пока идет этот концерт, в котором непременно присутствует «монтаж», то есть выстроившиеся в шеренгу ребята, запинаясь и сбиваясь, по очереди читают какие-то чудовищные стихи про родной детский дом, а потом худенькие девочки в сползающих колготках тоненько и нестройно поют «Пусть мама услышит, пусть мама придет…», в душе человека происходит незаметная внешне работа. И очень может быть, что впоследствии она приведет его к настоящей благотворительности, и он не сможет уже спокойно жить в своем пентхауcе, потому что отныне ему не даст покоя запах детского дома – запах сиротства. Он придет в этот, а потом и в другие детские дома, уже всерьез, с долгосрочными программами, потому что захочет изменить жизнь этих детей. Такое бывает, и довольно часто.
Благотворительная деятельность меняет человека, а значит, неважно, какими мотивами он руководствовался сначала. Об этом замечательно сказал Яков Рогалин, директор Донецкого городского благотворительного фонда «Доброта», член Правления Форума благотворителей Украины: «Как только ты всерьез займешься благотворительностью, она займется тобой. Это занятие делает человека лучше, чище. Я, например, уже не могу, как раньше, посещать пивные бары, я – человек по характеру резкий, начал сдерживаться от резких поступков, стал мягче, толерантнее». Жалко, что я не могу показать «картинку»! Как нежно произносит Яков эти слова, и как контрастируют они со всем его обликом – а он человек крупный, с фигурой борца или боксера-тяжеловеса, громкий, темпераментный, и кулаки у него такие, что не надо обладать сильным воображением, чтобы представить, какой мощный у него удар. Но говорит – заслушаешься! Душу отдашь, все деньги отдашь – и пойдешь за ним! Недаром он был признан одним из лучших фандрайзеров мира.
Не могу удержаться и приведу еще одно его высказывание, касающееся благотворительности: «В людях делание добра заложено как потребность. Ведь что-то заставляет нас протягивать руку падающему в пропасть. Если бы хорошенько подумали, то не протянули бы – опасно. Делаем мы это импульсивно. Благотворительный импульс! И когда человек в ответ на мое предложение помочь говорит: «Зачем мне это нужно?», я отвечаю: «Не наговаривайте на себя!», и обязательно добавляю: «Попробуйте, вам понравится». Задача благотворительных фондов – чтобы понравилось, иначе мы – лишнее звено в благотворительности. Задача фондов – культивировать делание добра, то есть оставлять у людей послевкусие и желание повторить. Чтобы благотворительность перешла от разовых актов к образу жизни, от ярких искр к немеркнущему свету».
Кстати, по профессии Яков – хирург-проктолог. Каков сюжет, а?
Что может сделать журналист?
Первая задача – определиться с выбором темы и героев материала. Наибольший отклик у аудитории вызовет, конечно, материал о детях. Например, о детях-сиротах, которые живут в детском доме – это наиболее популярный адрес благотворительной помощи. Социологические опросы показывают: большая часть россиян считает, что прежде всего нуждаются в благотворительной помощи дети. А значит, и свои средства люди выделяют прежде всего на помощь детям. Это приводит к неравномерному распределению пожертвований граждан и компаний, подавляющая часть которых идет на программы поддержки детей, и только какие-то крохи – на помощь тем, кто нуждается в ней не меньше: старикам, инвалидам, ВИЧ-положительным, заключенным, бездомным, наркоманам и алкоголикам. Поддержкой науки, образования, культуры, искусства, молодых талантов, экологией занимаются в основном корпоративные и крупные частные фонды, а граждане считают эти направления недостаточно актуальными.
Положим, для начала вы намерены осветить благотворительную акцию в детском доме. Сколько же репортажей снято о праздниках, устроенных благотворителями, сколько статей написано о том, как собирали и вручали подарки сиротам! Апофеоз таких материалов, так сказать «крещендо», подводящее итог акции – фраза о том, как «светятся глаза детей». Если светятся – акция удалась! Нет – значит, засветим им еще! Невольно перед внутренним взором встает зловещая картина: дети со светящимися в темноте глазами стягиваются вокруг благотворителя в кольцо, как голодные волки или стая собак Баскервилей… Ужас!
Это клише говорит не только о дурновкусии написавшего эти строки. Если в материале «светящиеся глаза детей» подаются как единственный показатель эффективности акции, это сигнал о неготовности ее организаторов (а вместе с ними и журналиста) разобраться, в чем же на самом деле нуждаются эти дети. Если цель акции – раз в год порадовать детей, так и надо говорить. Не нужно высоких слов о регулярной поддержке детей, о том, насколько значительная помощь в ходе одной этой акции им оказывается, как много они получают от этих подарков. Положительные эмоции – это тоже хорошо, в жизни сирот радости не так много, но не надо и преувеличивать.
А копни поглубже, повнимательнее посмотри в эти самые глаза, найди время поговорить с детьми, с их воспитателями, психологами и сотрудниками детского дома, экспертами – и может получиться качественный материал не об иллюзорной, а о настоящей их жизни и настоящих проблемах. И тогда станет ясно, какая именно помощь нужна не детскому государственному учреждению, у которого тоже множество потребностей, а его воспитанникам. А именно: содействие семейному устройству детей; психологическая помощь сиротам, развитие их способностей, реабилитация детей, имеющих отклонения; получение качественного образования, профессиональная подготовка и адаптация к будущей жизни.
Вторая задача – определить цель. Что вы хотите? Привлечь к проблеме внимание общественности и властей? Рассказать о конкретной судьбе? Собрать благотворительные средства для помощи герою? Каждая из задач требует своего подхода, у каждой есть свои нюансы. Но надо понимать, что ваши герои – люди, которым требуется помощь, как правило, находятся в тяжелом психологическом состоянии. У них беда, они подавлены, расстроены, нервничают, нередко, рассказывая о проблеме, начинают плакать. Поэтому журналистам следует особенно деликатно подходить к разговору с героями и к освещению их проблемы. Это касается и детей-сирот. Ведь их и защитить-то некому. А отвечающие за них руководители детских сиротских учреждений не всегда знают, какую информацию о ребенке журналисту обнародовать стоит, а какую – нет.
Еще один момент – не стоит обещать героям материала немедленную помощь, говорить, что требуемые деньги наверняка соберут за неделю… Вы этого знать не можете. Вы можете только постараться сделать так, чтобы эта история тронула каждого человека, задела за живое. Это – ваш вклад в дело помощи.
Как найти верные слова, так рассказать о тяжелой ситуации, чтобы люди откликнулись и помогли, но при этом не унизить человека просящего? Здесь есть два основных подхода. Один называется цинично: просить на стоны. Оправдана ли публичная демонстрация страданий человека, его ужасного положения, нечеловеческой боли, которую ему приходится переносить? Конечно, это вызывает острую жалость у аудитории и в этом смысле «срабатывает», то есть люди откликаются. А можно эту же проблему подать в более конструктивном, позитивном ключе – показывая перспективы, рассказывая о положительной динамике, которую обещают врачи после лечения, о том, к какому улучшению приведет операция, как инвалид благодаря протезу начнет ходить. В самых безнадежных случаях можно найти что-то позитивное. Даже в хосписе! Казалось бы, уж там-то что может быть позитивного, ведь в хосписе лежат люди с последней стадией онкологии. На самом деле хосписная помощь очень важна, и все, кому приходилось ухаживать за умирающим от рака близким человеком, с этим согласятся. В хосписе облегчают состояние больных, дают им возможность покинуть этот мир достойно, в обстановке любви и принятия, а не корчась от невыносимой боли. Так что не стоит журналисту в своем материале превращать это гуманное учреждение в некое преддверие морга, откуда всех пациентов уносят вперед ногами. Там тоже бывают чудесные случаи излечения, заставляющие вспомнить и о чуде, и о Божьем промысле! Редко, но бывают. А случается, что опухоль перестает расти и это дарит человеку еще несколько лет жизни. Надежда есть всегда!
С этической точки зрения материалы позитивные, а не описывающие немыслимые страдания и беды героя, выглядят более предпочтительно. Ведь иногда человек сам попадается в эту ловушку жалости и избыточного сострадания, и с новой силой начинает жалеть себя, несчастного. Наверно, лучше, чтобы благотворительная помощь укрепляла в человеке силу, а не подпитывала его слабость.
Вообще в этой теме трудно обойтись без сентиментальных высказываний, высоких слов и штампов о слезе ребенка, необходимости милосердия и спасения своей души посредством добрых поступков. Словом, всего того, что журналисты называют «сопли в сахарном сиропе» (грубо, но точно!). Действительно, трудно выдать что-то иное, когда, потрясенный увиденным, приходишь, положим, с праздника в детском онкологическом отделении. Трудно, но нужно! Замечено, что первая реакция и первые впечатления от событий такого рода у большинства людей совпадают: «Какой ужас! Бедные матери, как они вообще это переносят? Я бы, наверно, рыдала беспрерывно, а они ничего, держатся. А тот мальчик в респираторе – его вообще на праздник не пустили, смотрел из-за стекла бокса. И глаза такие грустные… А девочка симпатичная смеялась. А под банданкой-то она наверно лысая. Бедняжка! Врач говорил, что у нее рецидив и она может не выжить». Такие эмоциональные восклицания, путаница мыслей и чувств не могут стать основой для качественного материала. Поэтому полезно дать первым впечатлениям немного «отстояться», а пока поговорить с сотрудниками помогающего детям фонда и с врачами, «походить» по сайтам в Интернете, посмотреть статистику, чтобы вычленить узловые проблемы, понять, какие расходы на лечение берет на себя государство, и чем могут помочь люди. И тогда вы сможете решить, для чего беретесь за эту тему. Чего хотите добиться своим материалом – потрясти аудиторию, «выжать слезу», обратить внимание общества на проблему или призвать людей принять посильное участие в ее решении? И тогда вам станет ясно, что и как надо об этом говорить.
Врачебная этика не позволяет врачу в присутствии пациента критиковать методы лечения другого врача. Видимо, что-то подобное должно существовать и при освещении темы благотворительности в СМИ. Ведь российские благотворительные фонды с огромным трудом завоевывали доверие людей. Хорошая репутация – это главное богатство фонда, это основной его капитал, приобретенный годами безупречной работы. В этой ситуации журналисту стоит много раз проверить, прежде чем публично выдвигать обвинения в адрес фонда и его сотрудников. Ведь ваши сомнения могут оказаться необоснованными, а негативный материал сразу же отразится на работе фонда и на его подопечных, а эхо от него будет звучать еще долго, «аукаясь» на всей благотворительной сфере. Люди охотнее верят плохому, и в памяти почему-то остается только негатив. К тому же, огульно обвиняя фонд или благотворительную организацию, вы, кроме прочего, рискуете и своей репутацией, и тем, что вам придется выступать ответчиком в суде.
Слово – огромная сила. Словом можно вдохновить на подвиг, пробудить в людях самые лучшие и светлые чувства. Однако этим инструментом надо пользоваться очень умело и осторожно. Ведь публично произнесенное слово способно и обидеть, и оклеветать, и нанести тяжелую психическую травму. Журналистам надо всегда об этом помнить. Мария Елисеева, директор Художественно-реабилитационного центра «Дети Марии», рассказала мне о случае, который надолго отбил у нее желание общаться с тележурналистами. Как-то к ним в центр приехали телевизионщики. А там есть что снять – картины, аппликации, керамика, яркие костюмы, художественные панно, и все это сделано руками воспитанников интернатов 7-го, а иногда и 8-го вида. Специалисты знают, что это за интернаты – там воспитываются дети с отставанием и нарушениями умственного и психического развития. Процесс съемок ребятам очень понравился – снимали их изделия и картины, потом долго разговаривали с ними и с педагогами. Ребята очень ждали этой передачи. Ведь для них это не просто интересное событие – оно повышает их самооценку и статус в детском коллективе. Как же – их по телевизору покажут! И вот сидят они у экрана, начинается программа, идет общий план центра, потом показывают ребят, их живописные работы. Голос за кадром говорит: «Посмотрите, какие яркие, солнечные картины рисуют эти олигофрены». Интересно, журналисты хотя бы заметили, что натворили?
Технология сбора благотворительных средств с помощью СМИ предполагает определенную степень публичности, то есть огласку проблем нуждающегося в помощи. Ведь чтобы привлечь потенциальных благотворителей, надо рассказать о человеке, назвать его фамилию, диагноз, дать информацию о состоянии его здоровья и материальном положении. Иначе – если проблема или ситуация им непонятна – люди просто не захотят помочь. Благотворительные фонды, которые на своих сайтах публикуют информацию о своих подопечных, нуждающихся в помощи, нашли такой выход: они берут у родителей больного ребенка (его опекунов) или у взрослого пациента письменное разрешение на публикацию сведений о нем, состоянии его здоровья, подробностей семейной жизни, объясняя, что это необходимо для привлечения средств. Если же человек против огласки его проблем, ни в коем случае нельзя публиковать или оглашать полученную в ходе беседы информацию. Может быть, и журналистам стоит делать что-то подобное?
Вообще при любых сомнениях в этичности того или иного журналистского материала следует использовать простое правило: не делай другому того, чего не желаешь себе. Представь на секунду, что беда, о которой ты рассказываешь, случилась не с чужим, а с твоим собственным ребенком, или с тобой. Понравился бы тогда тебе этот материал? Не обидели бы отдельные обороты? Не оскорбили бы некоторые формулировки? Примерь на себя, и тогда все станет ясно.
Нельзя безнаказанно заниматься социальной журналистикой. Эту фразу последнее время мне приходится повторять довольно часто. Говорю я это своим коллегам – журналистам, а также специалистам по рекламе и PR, которые все чаще обращаются в нашу редакцию с просьбой помочь наладить контакты с директором детского дома или организовать благотворительную акцию, посоветовать надежный и хорошо работающий благотворительный фонд, проконсультировать их в теме семейного устройства сирот, рассказать о донорстве, о работе хосписа и т.д. Причем далеко не все обратившиеся выполняют задание своего руководства – многие приходят по своей личной инициативе. Это радует. Значит, социальная и благотворительная тематика не для всех скучна. Значит, для кого-то она оказалась интереснее пересказа светских сплетен, описания модных курортов и новых способов познакомиться с парнем. В то же время понимаешь, н насколько люди не владеют темой, не знают элементарного. Но главное – у них есть желание работать в этой теме, а значит, они до всего дойдут, во всем разберутся. А мы им поможем.
